Последние короли Шанхая. Соперничающие еврейские династии, которые помогли создать современный Китай - Jonathan Kaufman

жители Гонконга "не ищут убежища или права жить и конкурировать с вашим трудоспособным населением", - заявил он Палате лордов. Единственное, что ищут жители Гонконга, - это "уверенность в том, что Великобритания, страна, которой они стали доверять, не подведет их".

Лоуренс перечислил все гонконгские компании, создающие совместные предприятия с Китаем. Он подчеркнул, что сам, строя крупнейшую электростанцию в Гонконге, создал 7 000 британских рабочих мест, заказав британское оборудование. "Необходимо проявлять большую осторожность".

Лоуренс предупредил, что в противном случае Гонконг станет "мертвым городом, погребенным на страницах истории".

Несмотря на мольбы Лоуренса, законопроект был принят.

Как и в 1949 году, когда он потерял все в Шанхае, и в 1967 году, когда Гонконг оказался под угрозой Культурной революции, Лоуренс встал перед выбором: остаться или уехать. Он решил остаться и приспособиться. В то время как многие все еще переживали из-за соглашения о передаче Гонконга Китаю, Лоуренс приветствовал высокопоставленного китайского чиновника на своей электростанции в Касл-Пик и поднял китайский флаг. Он отказался от своей давней веры в уникальное значение Гонконга как моста между развитым Западом и развивающимся Китаем. Вместо этого Лоуренс поддержал зарождающееся самосознание Китая в речи, которая могла быть написана в Пекине: "Европа достигла плато.

Соединенные Штаты и Россия противостоят друг другу с помощью баллистических ракет дальнего радиуса действия". Китай же, напротив, "предлагает новое поле для развития, становящуюся мировую державу". Гонконг можно рассматривать как "дитя Китая, сын, отправленный в западную школу для получения иностранного образования". Теперь, по его словам, "этот сын возвращается к своим родителям с знаниями, полученными в результате западных контактов. Он хороший сын и хочет помочь своему отцу, а его отец обладает тем пониманием, которое необходимо для преодоления культурного разрыва, существующего между двумя цивилизациями".

Лоуренс считал, что следует разумной бизнес-стратегии, ничем не отличаясь от многих других иностранцев, которые льстили Китаю в надежде получить часть китайского бизнеса. Когда Лоуренс вернулся в Шанхай в 1978 году после тридцатилетнего перерыва, экономика и благосостояние Китая сильно отставали от Гонконга и Запада. Теперь он набирал обороты. Вскоре по размеру экономики он превзойдет Великобританию и займет второе место после США. Для китайцев смена тона Лоуренса означала то, чего они давно добивались: чтобы к ним относились как к равным, отбросив более чем столетний колониализм и унижения, которые заразили отношения между Китаем и миром. После выступления Лоуренс вернулся в свой кабинет, где на кожаном стуле за огромным овальным письменным столом он держал потрепанную коричнево-белую куклу Шалтая-Болтая. Она была оставлена на его сыном несколько лет назад. По его словам, он держал ее рядом, "чтобы она напоминала мне о том, что Шалтай-Болтай сильно упал".

Через месяц после выступления Лоуренс был приглашен в Пекин на встречу с Дэн Сяопином. Это был лишь второй случай, когда Дэн согласился встретиться с иностранным бизнесменом.

Оба мужчины шутили о своем возрасте. "Между нами более 160 лет мудрости", - сказал Лоуренс. "Жители Гонконга должны прислушаться к нам". Денг подошел к сыну Лоуренса, Майклу, сорока четырех лет от роду, следующему в династии Кадури, и энергично пожал ему руку.

В официальной части встречи Дэн высоко оценил миллиардные инвестиции Лоуренса в атомную электростанцию. "У вас хватило смелости приехать и инвестировать в Китай, взять на себя риск, когда другие инвесторы боялись и сомневались", - сказал Лоуренсу китайский лидер. "Это дружеский поступок. Мы ценим это".

Лоуренс отреагировал с энтузиазмом. "Мне очень приятно сделать что-то для Китая", - сказал он. "Я надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжаться по проложенному пути".

Денг повернулся к сидящим рядом с ним помощникам. "Когда я встретил лорда Кадори, это было похоже на встречу со старым другом, хотя мы никогда раньше не встречались".

Проект Daya Bay, - сказал Денг, - "это удивительная вещь". Это будет экономической связью между материком и Гонконгом, будет способствовать стабильности и процветанию Гонконга и придаст уверенности жителям Гонконга".

Денг сделал паузу и наклонился к Лоуренсу. "Когда завод будет введен в эксплуатацию?"

"Первый блок планируется ввести в эксплуатацию в октябре 1992 года, - ответил Лоуренс, - а второй - в июле 1993 года".

"Сколько тебе лет?" спросил Денг у Лоуренса. "Мне восемьдесят шесть", - ответил Лоуренс.

"Мне восемьдесят, - сказал Денг. "Вы на шесть лет старше меня". Денг произвел быстрый подсчет. "К моменту ввода в эксплуатацию "Дайя-Бэй" вам будет девяносто три, а мне - восемьдесят восемь. Надеюсь, тогда мы вместе устроим праздничную вечеринку".

Лоренс сиял: "Конечно!"

И все же, несмотря на богатство и статус Лоуренса, толчки подъема и возрождения Китая начали его беспокоить. К 1989 году постмаоистские реформы Дэн Сяопина застопорились. Они привели к высокой безработице , высокой инфляции, заметному неравенству и требованию политических перемен. Студенты университетов начали протестовать, и сотни тысяч людей собрались на площади Тяньаньмэнь, к ним присоединились простые граждане, призывавшие покончить с коррупцией и насаждать больше демократии. Коммунистическое руководство было парализовано.

Лоуренс научился не недооценивать коммунистов и их решимость, и его реакция на бойню на Тяньаньмэнь в 1989 году и ее последствия продемонстрировала как его политическую смекалку, так и моральный компромисс - дилемму, с которой все больше и больше западных компаний будут сталкиваться по мере роста могущества Китая и сохранения жесткого контроля над его народом. Лоуренс встретился с Пань Гуаном, влиятельным ученым, имевшим тесные связи с китайским правительством, и прямо спросил его: "Если я буду инвестировать, а на улицах появятся студенты, сможет ли правительство сохранить контроль?". Пань заверил его, что правительство сохранит контроль.

Когда Дэн приказал войскам войти на площадь Тяньаньмэнь, чтобы подавить восстание, и ввел военное положение, сотни тысяч гонконгцев вышли на марш протеста против подавления. В то время как западные правительства и многие компании критиковали репрессии и прекращали торговлю и инвестиции, Лоуренс хранил нехарактерное для него молчание. Ли Пэн, китайский премьер-министр, который поощрял репрессии и которого называли "пекинским мясником", был ключевым союзником в утверждении ядерного проекта Daya Bay. Работы на станции продолжались. Когда Лоуренс наконец высказался, он защищал Дэнга и китайское руководство. "Слишком много демократии - не самое лучшее для этого региона мира", - сказал он. "Должен быть контроль". Когда последний британский губернатор Гонконга Кристофер Паттен попытался провести в Гонконге политическую реформу, в результате которой в колонии установилась бы более демократическая система, прежде чем китайцы официально захватили власть в 1997 году, Лоуренс раскритиковал его: "В большой стране у вас должен быть сильный лидер . Один человек, один голос или демократия западного